Не вдаваясь в спор Бакунина и Маркса по проблеме государства и анархии, отметим лишь реакцию Маркса на высказывания Бакунина об установках в отношении крестьян и славян, сформулированных в статьях Энгельса 1849 года. Маркс отмечает в конспекте, что, согласно Бакунину,
«марксисты должны проклинать всякую народную революцию, особенно же крестьянскую, по природе анархическую и идущую прямо к уничтожению государства. Как всепоглощающие пангерманисты, они должны отвергать крестьянскую революцию уже по тому одному, что эта революция специально славянская».
На это Маркс не дает никаких комментариев.
Затем Бакунин пытается представить, как же будет выглядеть диктатура пролетариата в свете этих установок марксистов. В конспекте Маркса это выглядит так:
«Крестьянская чернь, как известно не пользующаяся благорасположением марксистов и которая, находясь на низшей степени культуры, будет, вероятно, управляться городским и фабричным пролетариатом... Или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне по той же причине станут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится по отношению к своей буржуазии».
Мы знаем из опыта, что обе эти мысли Бакунина оказались удивительно прозорливыми. Именно так, как сказано в первой фразе, ставился вопрос о диктатуре пролетариата в отношении крестьянства российскими марксистами в 1917 г., вследствие чего такой глубокий конфликт и вызвал переход к НЭПу (да и сама идея союза рабочего класса и крестьянства). Вторая мысль выражает одну из главных идей немецкого национал-социализма, предполагавшего превратить славян в эксплуатируемый победоносным немецким пролетариатом «внешний» пролетариат.
На это Маркс в своем комментарии отвечает:
«Ученический вздор! Радикальная социальная революция связана с определенными социальными условиями экономического развития; последние являются ее предпосылкой. Она, следовательно, возможна только там, где вместе с капиталистическим производством промышленный пролетариат занимает, по меньшей мере, значительное место в народной массе... Но тут-то и проявляется затаеннейшая мысль г-на Бакунина. Он абсолютно ничего не смыслит в социальной революции, знает о ней только политические фразы. Ее экономические условия для него не существуют... Он хочет, чтобы европейская социальная революция, основывающаяся на экономическом базисе капиталистического производства, произошла на уровне русских или славянских земледельческих и пастушеских народов и чтобы она не переступала этого уровня» [16, с. 613, 615].
Маркс обругал Бакунина, хотя тот высказал предположения, прямо вытекающие из доктрины, сформулированной Энгельсом после 1848 г., и из рассуждений о диктатуре пролетариата самого Маркса. В этих предположениях пока и не ставился вопрос о самостоятельной социальной революции в России «на уровне русских земледельческих и пастушеских народов» (7). Но Маркс чутко уловил в тексте Бакунина предчувствия, что революция в России будет осложнена принципиальным и глубоким конфликтом с марксизмом. Маркс не стал анализировать эти предчувствия, обсуждать степень их обоснованности и способы смягчить этот конфликт, если он произойдет. Он просто назвал это «ученическим вздором», а самого Бакунина «ослом». Возможно, в чем-то другом Бакунин и был «ослом», но в данных конкретных пунктах он верно воспроизвел установки Маркса и Энгельса, а затем сделал из них вполне логичные предположения, которые оказались верными (8).
Даже в 1875 г. Энгельс считает, что революция в России имела бы реакционный характер. Он пишет, отвечая народнику П.Ткачеву:
“Только на известной, даже для наших современных условий очень высокой, ступени развития общественных производительных сил становится возможным поднять производство до такого уровня, чтобы отмена классовых различий стала действительным прогрессом, чтобы она была прочной и не повлекла за собой застоя или даже упадка в общественном способе производства. Но такой степени развития производительные силы достигли лишь в руках буржуазии”.
Эту мысль Энгельс с иронией поясняет таким образом:
“У дикарей и полудикарей часто тоже нет никаких классовых различий, и через такое состояние прошел каждый народ. Восстанавливать его снова нам и в голову не может прийти” [11].
Получается, что народ, попавший в зависимость от иностранного капитала и уже не имеющий возможности развить «собственный» капитализм и национальную буржуазию, априори объявляется реакционным и лишенным будущего, поскольку теряет даже право на борьбу - ведь достаточной для революции «степени развития производительные силы достигли лишь в руках буржуазии», а своей буржуазии у народа (как это и было у южных славян) нет. Эта парадоксальная, противоречащая и опыту, и здравому смыслу концепция стала у марксистов одной из важных догм и сыграла негативную роль в практической политике (например, в определении позиции меньшевиков в отношении Октябрьской революции в России).
Сдвиг к принципу самоопределения народов в Европе и отношение к нему Энгельса
Как пишет Энгельс, пришедший во Франции к власти в 1851 г., «вынужден был изобрести демократизированное и популярно звучащее название для своей внешней политики». Так возник «принцип национальностей». Суть его, по словам Энгельса, в том, что «каждая национальность должна быть вершителем своей судьбы». Он предупреждает: «Но, заметьте, - теперь уже речь шла не о нациях, а о национальностях». Таким образом, общественное мнение после 1848 г. стало сдвигаться к признанию прав народов (национальностей), и этот сдвиг является демократическим и популярным. Энгельс считает его реакционным, потому что он снижает статус крупных наций: «Европейское значение народа, его жизнеспособность – ничто с точки зрения принципа национальностей; румыны из Валахии, которые никогда не имели ни истории, ни энергии, необходимой для того, чтобы ее создать, значат для него столько же, сколько итальянцы с их двухтысячелетней историей и устойчивой национальной жизнеспособностью… Все это – полнейший абсурд, облеченный в популярную форму для того, чтобы пустить пыль в глаза легковерным людям» [2, с. 160-161].
Но главное, Энгельс уверен, что появление в Европе самой идеи прав народов – результат козней России. Ведь именно исходя из этого принципа вела свою национальную политику Российская империя. А если это исходит из России, тоя является реакционным по определению. Энгельс пишет:
«Принцип национальностей мог быть действительно изобретен только в Восточной Европе, где приливы азиатских нашествий в течение тысячелетия, набегая один за другим, оставили на берегу эти груды перемешанных обломков наций, которые даже и теперь этнолог едва может различить, и где в полнейшем беспорядке перемешаны тюрки, финские мадьяры, румыны, евреи и около дюжины славянских племен. Такова была почва для выработки принципа национальностей, а как Россия его вырабатывала, мы увидим сейчас на примере Польши» [2, с. 162] (9).
Как известно, международное социалистическое и рабочее движение отвергло эту установку Энгельса. В 1896 г. Международный конгресс социалистических рабочих партий и профсоюзов в Лондоне принял постановление, в котором сказано: «Конгресс объявляет, что он стоит за полное право самоопределения всех наций». Сказано это вскользь, без разъяснений, как пятая часть длинной фразы, составленной из малосодержательных штампов - но сказано!..
Journal information